История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 116

116

160

Он очень красноречив.

161

Рукоп. Императ. Публ. Библ. польск. Л. F, отд. IV, № 99, л. 83.

162

По объявлению самого короля, эти жертвы не удовлетворили требованиям жолнёров. Он писал: «Seim dealarował, patząc na relatie Woiennych vrzędnikow, Patrząc na Computy Skarbowe, ze woisku stołecznemu milion ydwanroc sto tysięcy dać się ma, a oni tyle drugie zasługi swei r-achuią. Seim Pułkowi niebosczyka Pana Sapiehi naznaczył coś nad cztery kroć sto Tysięcy, a oni dziewięć kroć sto tysięcy у kilkadziesiąt Tysięcy praetensiami swemi porachowali». (Рукоп. Императ. Публ. Библ. разнояз. Л. Q. отд. IV, № 8. на обороте 39 листка.

163

Всё это переговорное дело заимствовано из сборника Несецкого, но я не цитирую источников общеизвестных.

164

Изложенные ниже договоры с казаками покажут, что под именем хлопов разумелись здесь не крестьяне панского и старостинского присуду (те служили без найма), а городские вольные люди. Историки наши пропустили всё это без внимания, и положение вещей при Хмельницком распространяют на все периоды казачества.

165

Здесь заслуживает внимания то обстоятельство, что старшине не полагается высшего оклада против рядовых, как и во всех документальных известиях. См. примеч. к стр. 74.

166

См. том I, стр. 68.

167

См. том I, стр. 118.

168

См. выше, стр. 145.

169

«Mozę się komu zdać ich słuszne desiderium, ze chcieli znosić narodowi naszemu nieprzyiaznego Hospodara, ze chcieli vindicowac naruszoney sławy, ale у privata authoritate czynić się niegodzieło. A wszak non sunt facienda mała vt eueniat bona, więc у kozactwa samego swawola in tantum excreuit, ze codzień wyglądać trzeba albo na nich samych cudzego, albo od nich wnętrznego niebes-pieczenstwa. Wynieśli wliczbie Woyska 30 Tycięcy, poszli iedni czółnami na czarne Morze, drudzy wielką у potężną wyprawą burzyć Oczakow. Cokolwiek zrobią, lubo z zyskiem, lubo z szkoda swoia, na karb to nasz у trudności przy-dzie, pełno wsiedy nierządu у swawoley». (Рукоп. Императ. Публ. Библ., польск. Л. F, отд. IV, № 99, л. 81).

170

Эта черта деятельности Сагайдачного нашла отголосок даже в безобразных стихотворениях тогдашних бурсаков, «спудеев» киево-братской школы:

Пилне он того стерег, бы война с христианы
Христианом не была, лечь толко с поганы.

171

Раненные смертельно быки в кровавой испанской забаве возвращаются умереть на то место арены, с которого началась жестокосердая гонитва за ними.

172

На новейшем гербе под «малёванным запорожцем» представлен бегущий конь, что в надписи объясняется так:

Мабуть, ляхи угадали,
Що лошака дарували.
Глянь на герб сей знаменитий:
На дубу висить прибитий.
Як дикий кінь в степній волі,
До так козак мой без долі:
Куди схоче, туди й скаче,—
Ніхто за ним не заплаче.

Это — также клеймо времени, и весьма красноречивое. Как пришли казаки ко своим и свои их не прияша, так и сошли они со сцены, никем не признанные и не оплаканные. Русская Клио плакала меньше всех об участи бесславных творцов русского могущества. Одна только простодушная муза украинской поэзии стонет и плачет о них до сих пор в своих песнях, дожидаясь композитора, который бы увековечил этот плач для чужих национальностей.

173

После каждой войны, у польско-русской шляхты переменялась мода: иногда они возвращались в семейные круги одетыми, как шведы, иногда — как москали, иногда — как турки и татары. У казаков франтовство допускалось только в надеваньи на себя одежды с убитого неприятеля. Об этом часто поётся в думах.

174

Если народный гений южнорусский так отчаянно и почти безнадёжно боролся с враждебными элементами за гражданские права народные, то не менее безнадёжно было его положение и в борьбе с подавляющими началами за драгоценнейшее достояние народа — слово. Академические стихи Саковича показывают, как низко польская наука, воспитывавшая русских писателей, низвела слово, которое так роскошно сияет природной красотой, хоть бы, например, в думах, приложенных к І-му тому этой книги. Сакович, по образованности и уму, далеко уступал автору «Апокрисиса», между тем трудно решить, которое стихотворение безобразнее: то ли, которым он почтил память лучшего из украинских гетманов, или то, которое предпослал своему глубокомысленному труду Христофор Филялет, как назвал себя автор «Апокрисиса». Вот оно, это отчаянно-уродливое стихотворение, достойное хранения, как штемпель тогдашней академичности:

КНИЖКА ДО МИНАЮЧИХ МОВИТ.
Почто новых вещей ведети желаете,
Нову вещь мене имея, презираете?
Ответ к римляном православных содержаще,
Иже, егда прежде веру целоу имяще,
И неоуничиженны отец предания,
Все бяху тогда желающе молчания.
Ныне, егда повинных всех створяют,
Писанием же и властию попирают
Вероу; и, не хотя по нужди глаголати,
Мню на клеветы в кратце отвещати.
Купи, читай, рассуждай, брате и тщателю,
Повинни ли, повеждь, се к Благодателю
Превышнему, с покаянием взратятся.
Оузриши ли, яко неповинни явятся.
Желательного приклонения по тебе
И любовные помощи чают себе.
Аминь.

175

В обязательстве, данном Конашевичем-Сагайдачным 31 октября, сказано: «за подписью товарищей наших, умеющих писать». Из этого видно, что в казаки шли люди не очень грамотные, да в те времена и школ для обучения грамотности было мало.

176

Эти предполагаемые нами a lа Фукидид слова Сагайдачного читающий песни при свете научной лампы находит в приведённых выше (т. I, стр. 152) стихах:

116