История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 60

Но, пока до этого дошло, этой нации предстояло подавить русский дух в лице казаков, что, в сущности, было так же легко, как и надеть Мономахову шапку на голову чужеземного принца. Герою разгрома последней, как казалось, южнорусской силы под Лубнями и последней севернорусской, как думали поляки, под Клушиным вменено было в обязанность задушить тысячеглавую казацкую гидру в самом гнезде её. Увы! Такого Геркулеса не оказалось в Польше до самой Колиивщины. Гидра исчезла сама собой, лишь только умолк «домашний старый спор» наш с поляками, — исчезла она силой перерождения, под влиянием новых интересов, — той силой, которая могущественнее всякой деспотической воли. На месте кровавых битв готово наконец возникнуть соперничество умов, талантов и подвигов культуры. Не помешают уже ему Войцехи, Станиславы, Кадлубки, Длугоши, Скарги, не помешают никакие разжигатели международной вражды. Сила вещей, неподавимая сила жизни, устранит и домашние помехи, тяготеющие над нами со времён собирателей русской земли антивладимировским способом. Но обратимся к казакам.

Суд о казаках всего интереснее слышать из уст человека, который с ними переведывался, — из уст коронного гетмана Жолковского. Отправляя пана Ожгу для переговоров с Искандер-башой, Жолковский вручил ему инструкцию, в которой, между прочим, сказано: «Когда нынешний хан начал наезжать и насылать орду на королевские владения, опять из обнищавших людей намножилось tego łotrowstwa, так что теперь они вошли в большую силу, и наберётся их несколько десятков тысяч. Гетман уверовал в недавние распоряжения, которые сделаны были Ахмет-башой от имени турецкого императора, а в это время Девлет-Гирей-калга неожиданно вторгнулся в королевские владения, наделал много бед и этим сильно увеличил казачество. Но при всём том, даже и теперь, лишь только бы он был уверен, что татары не тронут королевских владений, он готов идти с этим самым войском на казаков и всеми средствами стараться выкоренить их, где бы они ни оказались во владениях его королевской милости. Давайте действовать против них собща. Ведь уже проведал дорогу к ним Ибрагим-баша. Нам — дело другое: нам нет к ним доступа через скалистые пороги, а вам, как уж ваши люди узнали на опыте, легче до них добраться. Тех же, которые окажутся во владениях королевских, гетман намерен выгубить, уничтожить, искоренить так, чтобы уж больше не причиняли вреда нашим землям и владениям турецкого императора; живности и никаких припасов чтобы им на Низ не отпускали; устроит пан гетман так, что не надо будет ожидать и опасаться их с нашей земли. Что касается до смоленских и донских казаков, — тем мы не можем запретить, чтоб не ходили на море, потому что велика отдалённость; но если Господу Богу будет угодно, чтобы королевич Владислав воссел на московском престоле, тогда можно будет воспретить им это из московской земли. Бершады разрушать нет надобности: в Бершаде казаков днепровых нет: она лежит далеко от Днепра; там просто-напросто своевольничают люди, как на Украине, грабят в пустынях, кто кого поймает. Пан гетман очень желал бы прекратить эти грабежи. Они могли бы быть прекращаемы с обеих сторон per mutua commercia, когда б наши купцы приезжали свободно в Белгородский порт и вели с вашими торговлю; конечно, тогда бы разбойники перестали грабить».

«Сколько раз ни были казаки sollicitowani от королевича и от меня, чтобы пришли к нам на помощь», писал Жолковский потом к королю, «они, вместо того, под предлогом, что собираются в поход, немилосердно ободрали и ограбили Украину, а потом опять обратились к Днепру. Все эти договоры со Скиндер-башой ни к чему не послужат, когда постановленное будет нарушено их наглостью. Да хоть бы и не было нарушено, то их злость и упорство слишком велики. Не только не захотели помочь ни мне, ни королевичу его милости, наваривши этого пива, но ещё ссылаются на меня, будто бы по моему приказанию они притесняют на Украине народ, вымогая от него всякой всячины на дорогу. Посылал я к ним слугу моего Деревинского, давая им знать о транзакции, сделанной мною с турками, и велел им прислать ко мне нескольких солидных людей, которым бы я сообщил волю вашей королевской милости. Не захотели и того сделать, обошлись довольно небрежно с Деревинским и велели отвечать мне, что кому нужно, пускай тот сам к ним приедет или пришлёт. Хоть уже я стар и надорван походными трудами, но пойду на киевскую Украину: я знаю, как это важно для Речи Посполитой. Сколько хватит сил моих, буду стараться обуздать казацкое своевольство. Даже и независимо от турок, оно само по себе formidulosum для Речи Посполитой. Набралось этого гультайства столько, что трудно найти хлопа, наймита: всё живое стремится в их купы для буйства. Правда, войска у меня маловато, но уповаю на Господа Бога: больше proficitur consilio, нежели vi. Я уже бросил между них несколько зерен discordiarum. Старшина разошлась во мнениях с чернью: она усматривает необходимость иного порядка дел; но какой может быть у них порядок, когда они на своих радах заглушают друг друга криком и гуком? Сегодня третий день, как двинулся я от Яруги. В дороге повстречал меня посланец с комиссией вашей королевской милости и мандатом на казаков. С этими документами тотчас посылаю им также лист от их милостей панов сенаторов и всего войска, а сам пишу к ним, чтобы прислали ко мне уполномоченных в Паволоч. Не знаю, сделают ли это. Но как бы ни пошли дела, я буду действовать настойчиво. Нужно бы разослать мандаты вашей королевской милости в украинские города, чтобы обуздывали это своевольство, не терпели его и запрещали отпускать за Пороги живность и другие припасы: ведь это и сами бунтовщики делают. Не получая на Низу живности, не могут они там держаться, и этого боятся больше всего».