История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 107

107

35

Много можно привести примеров, как ещё недавно трепетавший перед казаками невольный кандидат в гетманы заставлял трепетать казаков своего слова и взгляда. Он был полнейшее олицетворение права сильного. «Егда гетманом мя избрали, то и раду мою приняти треба», заставляет монах-летописец Наливайка говорить казакам, которые потом выдали его Жолковскому. Этою чертой украинского казачества, именно добровольным подчинением себя гетманской диктатуре, объясняется кажущееся противоречие между республиканским его духом и всегдашней готовностью подчиниться абсолютному монархизму. Даже и современного нам украинца, во всех подчинённых, зависимых отношениях его, возмущает до глубины души только несправедливость, но никогда не жалуется он на строгую кару: он в душе деспот, и это говорится не в осуждение ему. Напротив, врождённый деспотизм украинского характера подаёт надежду, что рано или поздно водворятся среди этого народа определительно выработанные и стойко охраняемые правила разумной нравственности, которых только и не достаёт нам для русского величия.

36

Ян Збаражский.

37

Палицами, составлявшими принадлежность должности есаула.

38

Ф. N. Брун, издавая по-русски извлечение из «Путевых Записок Эриха (как он пишет) Лассоты», не решился слово freudige перевести словом весёлый, а перевел словом бойкий; между тем весёлость была, в некотором роде, обязательна для запорожца, как противодействие унынию, которое низовые братчики считали более нежели «грехом», как оно названо у апостола. Народная дума не могла пожелать им ничего лучшего, как весёлости:

«Дай же, Боже, щоб козаки пили та гуляли,
Та веселі мыслі мали,
Та ворогів воювали»!

Ясно, что без весёлых мыслей считалось безуспешным и военное дело. Здесь уместно говорить о религиозном оттенке, который наши историки видят в варяжничанье Наливайка на Волыни и в Литве. На Запорожье необходимо должен был существовать религиозный элемент, и, между прочим он заключался в казацкой проповеди на тему: «уныние есть грех перед Господом». Только такого рода религиозность можно допустить за Порогами. Что же касается до церкви, то казаки не имели возможности основать её даже и в 1617 году, не только во времена первых запорожцев, как это пишет Н. И. Костомаров, повторяя сказания украинских летописцев. Для нас важнее свидетельство Ибрагима-баши, который в 1617 году проникнул в Сечь, разрушил курени запорожские, забрал казацкие пушки и, конечно, не умолчал бы в своей реляции о церкви, если б нашёл её там. Автор «Богдана Хмельницкого» мог бы и должен был бы знать, что церкви на Запорожье долго не было (Niesiecki, «Źródła do Diejów Polskich», изд. в 1835 году). А это не безделица: этот факт, будь он верен, дал бы нам совсем иное понятие о казаках, то есть такое, какое историки составили себе, следуя летописным сказаниям, без всякой критики.

39

Это место переведено у Ф. N. Бруна не совсем точно, а оно заключает в себе важное свидетельство, именно: что запорожский гетман, по принципу товариства, не отличался ничем от рядовых «товарищей-казаков»: ни паем, получаемым при дележе добычи, ни пищей, ни одеждой, ни обстановкой. Булава в руках, литавры впереди, знамя и бунчук сзади — вот единственные признаки, по которым, в первые времена низового казачества, можно было распознать, кто между казаками гетманствует. Привожу подлинные слова Ласоты:

40

Почтенный издатель русского извлечения из дневника Ласоты не решился перевести дословно этого ходячего казацкого выражения, а перевёл его словами: «промышлявших по этому рыцарскому обычаю».

41

Повторяю, очищая историю от сочинительских сказок, что религиозность у казаков была вовсе не та, которую им приписывают, и притом она была далеко не преобладающим чувством. Историкам почему-то желательно, чтоб у казаков ещё в XVI веке была за Порогами церковь, но её не было и гораздо позже. Не касаясь разумности сказанного желания, замечу, что народ обыкновенно лучше историков знает и понимает свои внутренние обстоятельства. Никогда не считал он запорожцев рыцарями церкви или православия. Я с детства помню песню, которая принадлежит к так называемым старосветским, и которая характеризует запорожцев последнего времени. (Каковы же они были во времена оны?)

Славні хлопці
Пани запорозці:
Побачили вони
Скирду сіна в полі;
Отаман і каже:
«Оце ж, браттє, церква»!
А осавул каже:
«Я в їй сповідався»!
А кошовий каже:
«А я й причащався»!

Мудрено доказать, что эта сатирическая песня сложена после, а не прежде Хмельнитчины. Но вот другая сторона запорожской жизни, охарактеризованная народом:

Славні хлопці
Пани запорозці:
Побачили вони
Чаплю на болоті;
Отаман і каже:
«Оце ж, браттє, дівка»!
А осавул каже:
«Я з нею кохався»!
А кошовий каже:
«А я й повінчався»!

42

Этот знаменательный девиз, изображённый сплошь польскими буквами, награвирован под портретом отца Иоахимова, Мартина Бильского, приложенным к продолженной Иоахимом «Польской Хронике», под заглавием «Dalszy: Ciąg Kroniki Polskiej».

107