История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 43

В июле 1601 года королевский посол к «перекопскому царю», Лаврин Писочинский, доносил королю из Яс, что к хану идёт из Москвы посол, и что хан послал навстречу несколько тысяч войска; «ато запорожцы как раз переняли бы и ограбили его в полях», замечает Писочинский. Слышно также из Белгорода (продолжал он), что турки очень боятся низовых казаков, которые уже «выбрали» одно турецкое поселение при устье Днестра. Вот подвиги, характеризующие казачество. Но к таким подвигам побуждала их, кроме вечной двигательницы энергии людской — нужды, самая задача их существования, задача — везде заграждать путь врагу христианства, во всём ему противодействовать. И во время проезда Писочинского, турецкие и татарские поселения по ту сторону Днестра были полны христианских невольников. Лаврин Писочинский писал к королю, что около Белгорода, по волошским деревням, которые держит перекопский царь и которыми заведывает его слуга Назыл-ага (то самое, что в Польше староста или державца), видел он, равно как и в самом Белгороде, «великое множество королевских подданных, недавно побранных в разных местах по украинам». Этих людей продавали, точно скот на базаре, и королевский посол напрасно протестовал против того, что пленники взяты в мирное время. Единственный резон, убедительный для варваров, могли представить им казаки, решившие однажды навсегда вопрос о своих отношениях к бусурманам. Слух об их близости носился уже по городу, и тревога о предстоявшем казацком наезде была так велика в Белгороде, что даже нанятую послом галеру немедленно очистили, причём некоторые из посольских вещей пропали вместе с деньгами, уплаченными за перевоз в Козлов, и никогда не возвращены.

В Крыму, куда вскоре за тем прибыл Писочинский, только и речи было, что о казацких разбоях. Писочинский жаловался ханскому правительству на татарские вторжения, но ему отвечали: «Если наши люди были в королевской земле, то они ходили за своими шкодами: казаки в нашей земле наделали много шкод и побрали людей; так наши отбирали у вас своё добро и мстились». Хан строго выговаривал послу зa казаков. Посол изъяснил, что казаки не подданные польского короля; что между ними есть турки, и татары, и жиды, и москва, и много людей из разных христианских народов, а потому король ни перед кем не может поручиться за это своевольное скопище. «Ведь и в Царьграде» говорил посол, «много своевольных людей, хотя султан приказывает своему магистрату соблюдать строгий порядок. Если в одном городе нет возможности усмотреть за беспорядками, как же ты хочешь, чтобы не было своевольных людей у короля в его обширных владениях и широких границах?» Но хана невозможно было уверить, что казаки — не королевские подданные. Об этом передавали послу на другой день мурзы. «Бывают между ними и королевские подданные», изъяснял Писочинский, «но какие? лишённые чести, приговорённые к смертной казни, изгнанные и не имеющие больше у нас места. Разве может король за таких отвечать? Казаки, продолжал он, и самому королю причиняют много вреда. Королевские войска часто карали и карают их, кого только досягнут, но никак не могут выгубить; пускай царь (то есть хан), выгубит их до одного, когда они придут в его землю. Король будет очень доволен».

Весной 1602 года, низовые казаки, в 2.000 коней, стоя над речкой Каменкой за Брацлавом, предлагали свои услуги волошскому воеводе, но тот поблагодарил их за расположенность и отказался. Вслед затем разнёсся по турецким побережьям тревожный слух о казацких чайках, вышедших в Чёрное море, и в то же самое время в Белгороде боялись наезда Босого с реки Бога, — того самого колонизатора пустынь, о котором упомянуто выше, и который потом «осадил» на Днестре Бершаду. Писочинский, находясь вторично в посольстве, писал к королю от 12-го мая из Белгорода: «Здесь все в большой тревоге. Говорят, что из Днепра вышло на море тридцать чаек, и каждая несёт по 50 и 60 казаков, а с чайками несколько галер, отнятых казаками у турок». Через пять дней он писал, что слух подтвердился. «Казаков было на море 30 чаек, и недалеко от Килии бились они с турчином Гасан-агой. Турчин спасся бегством, но галеру казаки взяли. 13-го мая подошли они к Белгороду и остановились у Бугаза, то есть на устье, «где Днестр впадает в море с Овидовым-Oзером». Там они захватили корабль, который плыл один из Кафы с товарами. Турки успели бежать с корабля, а грекам-христианам казаки показали opus misericordiae: обобрали донага и дали свободу. Но ветер был им противный, и они принуждены были стоять на месте несколько дней с большой опасностью от турок». В городе между тем (по рассказу Писочинского) трепетали соседства незваных гостей запорожских, и на каждую ночь все перебирались в замок, оставляя город пустым. Наконец, 16-го мая, казакам подул благоприятный ветер, и, распустив паруса, опасные посетители направились к Днепру. Описав это событие, Лаврин Писочинский прибавляет: «Казаков опять опасаются в Белгороде со стороны Днепра, а равно и Босого с Бога».

Во время захвата корабля, турки и татары грозили ему, что отправят в Царьград; пускай-ка там расспросят у него: зачем это он ездит к хану граничиться по Чёрное море да наводит сюда казаков! Потом требовали, чтобы посол, именем короля, приказал казакам возвратить галеру и товары с корабля. Посол отвечал: что это своевольные люди, а не подданные короля; что они столько же послушаются королевского посла, сколько и самих турок; что он, Писочинский, сам боится их не меньше, как и белгородцы. Насилу успел бедный «недоляшок» отречься от завзятых соотечественников и удержать за собой неприкосновенность посольского звания перед раздражёнными турками и татарами.