История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 46

Одновременно с Потоцким, казаки пустились в своих чайках на Варяжское или Русское море «славы-лыцарства козацькому вийську здобувати», как о них пели идеалисты-кобзари, и проложили себе широкую «здобычню дорогу», призабытую со времён князя Олега Киевского. Слух об этом походе встревожил и раздразнил сеймующих панов, и в 1613 году против казаков опубликован был по всему пограничью строгий королевский универсал. Казаки, отведав «турецкого добра» на море, готовились навестить своего вечного врага бусурмена в Волощине, за которую и без того надобно ещё было считаться королю с султаном, пренебрегая тем, что Стефан Потоцкий был турками разбит и взят в плен. «Услышав об этом своевольном замысле вашем», писал король к казакам, «все коронные чины и вся Речь Посполитая, почти в один голос, горячо просили нас обуздать и покарать это своевольство ваше; а потому, в случае вашего непослушания, мы прикажем нашим старостам и всяческим властям истреблять вас и карать на имуществе, жёнах и детях ваших». Угроза несостоятельная, при солидарности с казаками одних властей и при боязни их раздразнить — других. Пока собрался сейм и постановил почти единогласное решение своё против казаков, они успели сходить и в Волощину и на Чёрное море.

В Царьграде заволновались все члены дивана от вестей о казацких похождениях. Польский посол Андрей Горский оправдывался тем, что казаки — разбойницкое скопище разных племён, что своевольство вошло им в привычку, что они знать не хотят ни короля, ни Речи Посполитой, и что, если турки умудрятся их истребить, так поляки зa это отнюдь не будут в претензии. Оправдания тщетные.

Здесь Тацитом казацким является сам коронный гетман Жолковский. Перед сеймом, назначенным на 1615 год, он послал на поветовый сеймик уведомление о «свежих» событиях на суше и на море, написанное, как он выразился, simplici et vera narratione.

«Я полагаю, что вам известно», писал он, «как намножилось теперь низовых казаков. Опановали они киевскую Украину, а особливо поднепровский край, сходятся целыми войсками, позволяют себе всякие буйства, грабят украинские имения, а с днепровского Низу, куда идут с весны, наезжают на владения султана и крымского царя. В прошлом 1613 году два раза ходили они на море и наделали много шкод во владениях татарского царя. Послал турецкий император в очаковский порт classom, то есть не малую водную армату, галеры и чайки, что бы побить их, когда будут возвращаться, так как другой дороги нет, на Низ; но вышло напротив. Казаки, разорив несколько городов, in Taurico Chersoneso, придыбали неосторожных турков ночным дилом и погромили их в том же очаковском порту. При этом взяли шесть галер и наловили немало чаек. Сами они донесли о своей победе королю на прошлом сейме своим листом и посольством. Писали и ко мне о том же. Это дело было предметом общих толков на Украине. Понятно теперь каждому, как примут этакие шкоды, этакие кривды надменные своим могуществом поганцы. Почему я, сколько могу, стараюсь осведомляться заблаговременно об опасностях, угрожающих Речи Посполитой. Неосторожен тот nauclerus (кормчий), который видит только praesens periculum(настоящую опасность). Надобно усматривать издалека advenientem tempestatem(приближающуюся бурю), и тем заботливее готовиться к ней. Давно уж у меня схвачено в Константинополе, чтобы давали мне знать обо всём, что говорят, что замышляют турки. Сведал я, что турки войну против нас meditantur. Сильно это меня встревожило; я дал знать королю и присовокупил solennia verba(торжественные слова) относительно того, что обыкновенно делают бывало римляне в опасностях… В то же время казаки, вышедши из Запорожья на влости немалым войском, стали делать всякое зло и притеснения людям всех сословий, всей Украине. Обыватели Брацлавского воеводства взмолились ко мне, чтоб я спасал их от этого притеснения и бедствия. Своевольники пришли было уже в имения князей Збаражских, подвигаясь к волошской границе, и вели с собой в Волощину какого-то господарчика самозванца. Видя, что нам угрожает ещё новая ссора с поганцами, и соболезнуя о притеснениях, которые терпит Украина от этих своевольных людей, обослал я их сперва через их собственных, находившихся при мне посланцов, потом дал знать и ротам, чтобы готовились к походу, а перед заговеньем сам пошёл на Украину. Казаки тогда повернули к Днепру, потом пошли за Днепр и расположились в Переяславе».

Далее Жолковский излагает, как он усиливался нарядить комиссию для ycтройства отношений казаков к правительству, с целью отвлечь их от морских походов, как, однако ж, члены трибунала не послушались его убеждений, и потом продолжает:

«А между тем, в этом (1614) году казаки два раза ходили на море, сперва в начале весны, но тогда им не посчастливилось. Tempestas(буря) разнесла их по морю, не мало потопила, а некоторых выбросила на берег: те были побиты и переловлены турками. Зато вознаградили они себя другим разом ultimis diebus Augusti»(в последних числах августа). Но об этом будет рассказано ниже.

Что было туркам делать с казаками? Они решились построить замки при впадении Днепра в Чёрное море. В 1614 году, султан писал к королю, что послал загородить казакам дорогу румелийского беглербека Ахмет-башу («которого высота да пребывает во веки»), с тем, чтобы Ахмет-баша искал их всюду и истреблял до последнего. Султан советовал королю принять и со своей стороны против казаков соответственные меры.

Это известие больше встревожило, нежели обрадовало королевское правительство. «Легко понять», толковали королевские советники, «что это замысел против нас. Искать турецкому войску казаков по диким полям, по пустыням, по Запорожью, или строить на быстром Днепре замки — в этом нет смысла. Под предлогом истребления казаков, поганин ищет расширения границ своих». Коронный гетман поспешил на границу польских владений и «стоял едва не в глазах неприятельских, с большим сердцем, нежели войском», как говорено о нём на варшавском сейме. Для усиления своего войска панскими почтами, он просил трибунальских депутатов отложить свои заседания или уволить по крайней мере некоторых панов от участия в судах и от ведения дел их; но столько набралось казусов по части шляхетского самоуправства, что трибуналисты не решились отсрочить заседания. Такие поступки, какие позволил себе безнаказанно (яко человек сильный) князь Острожский с невесткой, такие войны, как между Стадницким и Опалинским, в которых профанировалась даже святыня церквей, принадлежавших к имениям противника, отнюдь не были ни единичными, ни редкими случаями. Хотя польские летописи представляют иногда примеры наказания за подобные преступления, как инфамией и баницией, так и публичным снятием буйной головы с плеч; но шляхтичу оставлено было средство умилостивить карающую руку закона: он должен был совершить подвиг, достойный покаяния. Таким подвигом была защита границ от неприятельского вторжения или битва с ним в самих границах. Преступников между шляхтой было всегда много, и если целые десятки «экзорбитанций» приписывались Яну Замойскому, то много ли было между панами таких, которых бы не за то, так за другое нельзя было привлечь к суду? Даже и в настоящем случае столько имелось в виду преступников, что из них, с их почтами, могла бы составиться целая армия. Зная это, король, со своей стороны, упрашивал «трибуналистов», многократно повторённым универсалом, отложить суды свои, потому что никто не пойдёт спасать отечество от наступающего на Польшу, под благовидным предлогом, турка, если другие должны будут в это время «stawać do prawa».