История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 56

Когда церемониал был окончен, Скиндер-баша начал длинную речь о том, как султан твёрдо сохраняет дружеские отношения с польским королём, и т. д. и т. д., а король подаёт повод к нарушению мира, именно тем, что из его земли выходят казаки, жгут и опустошают султанские земли и так близко подходят к Царьграду, что падишах видит из окна встающий в разных местах дым. «Это ведь очень обидно», продолжал Скиндер-баша. «Падишах никому не прощал так много, как польскому королю». И долго говорил об этом турок, «bo iest bardzo wymowny», замечает составитель реляции.

Пан Ожга, согласно инструкции посольской, не прерывал его; но зато потом угобзил турецкий слух такими похвалами «королю королей» относительно дружеских чувств к жестокому врагу христианства, от которых, пожалуй, его католическое величество и отступилось бы; наконец, перешёл в главному пункту. «Что касается до казацких наездов», говорил он, «то баша никак не может назвать их нарушением пактов, потому что казаки разбойничают на Чёрном море от века, налетая с Днепра. Это делали они во времена греков и римлян, делали и во времена предков султана, как свидетельствуют о том разного рода трактаты и договоры их с предками его королевской милости. Так было и при деде, и при отце нынешнего императора; но они не считали казацких наездов нарушением пактов: они знали, как трудно польским королям сдерживать казаков. Все однако же польские короли чинили над ними суд и расправу: хватали их, рубили им головы, а Наливайка большими армиями и несколькими битвами уничтожил ныне благополучно-царствующий король, через посредство своего гетмана. Но ведь это в руках у вашего императора, быть, или не быть казакам».

«Как в руках у императора?» — прервал его с живостью турок. «Да падишах желал бы, чтоб и племя их погибло!»

Посол, согласно наставлению, которое держал в памяти, отвечал спокойно: «Вот почему в руках. Казаков размножают одни татары. После каждого татарского набега, повоёванные ими люди обращаются в казачество, да этак уж и живут расстроем. Пускай же сперва султан уймёт орду; тогда король истребит казаков, и они во веки веков уже не появятся». Тут он привёл в доказательство цоцорский договор Казы-Гирея с канцлером Яном Замойским. «Доколе был жив Казы-Гирей и не вторгался в королевские владения», говорил он, «до тех пор, по усмирении казацкого бунта при Наливайке, не слыхать было о казацких наездах. Но, когда, по его смерти, начались татарские набеги, опять намножились казаки».

«Ну, пан посол», сказал ему на это Скиндер-баша, «положим, что ты оправдал себя в казацких разбоях. Но чем ты оправдаешь вторжения в Волощину? Тут уж не казаки, а ваши люди наезжали: Потоцкий, Михайло Вишневецкий, Александр Корецкий. Ведь они великие паны в вашей земле, и готовились к походам среди вас. А Гуманаеву сыну разве не посылали ваши люди подмоги, когда он воевал Седмиградскую землю? А Сербана разве не поддерживали они в наездах на Молдавию». И долго говорил баша на эту тему, «aggravando factum», по словам реляции.

Всё выслушал спокойно пан Ожга и отвечал, в свою очередь: «Удивляюсь, как может ясновельможный баша вспоминать об этом, — как он может всё это приписывать королю! Я знаю, что он совсем иначе о том думает, о чём говорит… Ведь на пленниках нашли королевские письма, в которых он строго воспрещал им вступать в Волощину, а когда уже вступили, повелевал, чтобы как можно скорее удалились оттуда! Да и сами они разве не показали то, что я говорю?»

«Не письмами их выгонять», сказал на это Скиндер-баша: «не надо было допускать панов к походу, а когда не послушались бы, тогда выгнать из Волощины силой».

«Мне кажется, мы теряем попусту время», отвечал Ожга. «Что было бы, когда бы королевские войска вступили в Волощину? Император ваш ещё больше прогневался бы, потому что, чем больше народу, тем больше людям обид. Но если баша хочет удостовериться, как это досадно королю, пусть он освободит Корецкого и других пленников: увидит он, как его королевская милость покарает их».

«Хорошо им и у нас», сказал Скиндер-баша.

«Будем же говорить о чём-нибудь более основательном», продолжал панский уполномоченный.

«Хорошо; но как же нам устроить дело?»

«А вот как: вы уймёте татар, пускай они не делают наших людей казаками, а пан гетман, по королевскому повелению, уймёт казаков, чтоб не ходили на море».

«Положим; но уплатите же условленную дань татарам, или, когда они вас воюют, не трогайте вы султанских владений, а воюйте их самих».

«С удовольствием! Мы готовы воевать татар! Только бы нам знать, что император не сочтёт этого за нарушение мира; мы скоро сделаем так, что татары не будут воевать нас».

«Что же вы сделаете»?

«А вот что: пошлёт король войска свои в их землю и станет воевать их не украдкой, а открытою войною».

«Нет, этому не бывать! Орда живёт на земле оттоманской», сказал Скиндер-баша. «А вот что сделайте: уничтожьте казаков, чтоб не ходили на море, и платите падишаху то, что вы даёте татарам; тогда падишах станет удерживать татар от набегов на Польшу».

Возражая на это, трембовельский староста представил из времён Сигизмунда-Августа и Стефана Батория доводы, что за получаемые подарки татары обязаны, во-первых, служить королю, а во-вторых, не вторгаться в его владения.

Тут отозвался Алишах-мурза: «Когда же мы вам служили»?

«Не стану припоминать старины», отвечал староста. «Но ведь ходили же вы в Московщину с войсками короля Стефана»?

«Да разве были там цари»?

«В царях не было там надобности. И теперь король вовсе не нуждается, чтоб сами цари ходили на службу, только бы не наезжали на королевские владения. Впрочем, при короле Августе и сам царь ходил на службу под московскую столицу».