История воссоединения Руси. Том 2 - Страница 67

Между тем как в Украине, с самой зимы и провесни 1618 года, королевские урядники агитировали в городских и сельских сборищах, с целью вызвать казаков к походу на помощь королевичу, в чём и успели, — в Польше, влиявшей на судьбу Украины, шли оживлённые толки о том, что делать с казаками. Это была корпорация, крайне неудобная для Речи Посполитой. Последние татарские набеги и переведыванья с турками приписывались казакам. О Потоцком, Корецком, и Вишневецком с их панскими компаниями, без всякого сомнения, не один только Жолковский заявил своё мнение, как о главной причине возни с турками; но голоса людей прямодушных составляли в Польше, как и везде, меньшинство. Всё-таки надобно отдать польскому обществу честь: что не все в нём безумствовали; не все разделяли взгляд вельмож на внутреннюю политику, не все относились к казачеству с точки зрения крупных землевладельцев украинских; не все были ослеплены даже сословными предрассудками. Нам известен в печати один из представителей зрячих среди слепцов. Это был земский писарь заторский, Криштоф Пальчовский. Он, ко времени сеймового съезда 1618 года, выпустил в свет брошюру, под заглавием: «О Kozakach, ieżeli ich znieść, czyli nie, Dyskurs». В этой брошюре Пальчовский старался доказать, что уничтожить казаков было бы, во-первых, бесчестно, во-вторых — бесполезно, а в-третьих — невозможно. Вот его собственные слова: «Уничтожать казаков, по требованию неприятеля, (турка), — дело бесчестное. Украинская республика (rzeczpospolita ukrainna) так уж прославилась по всему свету, что, другие народы почитают её за единственную твердыню и оборону нашего королевства, о чём я наслушался в Герамании при дворе епископа вроцлавского и епископа саксонского. Турок требует уничтожения казаков (продолжает Пальчовский); но следует ли, по желанию язычника, уничтожать христиан? И не значит ли это, терзать собственную утробу, если мы будем истреблять людей, которые уже около ста лет, как поселились на своих местах?» Потом он, переходит к пользе, принесённой казаками королевству. «Разве это малая польза, что казаки, часто отнимали у татар добычу и выручали множество народа у них из неволи? Разве это малая польза, что они нападают на самого могущественного врага святого креста и поражают его при всяком удобном случае? Разорили ему Очаков, Тегиню, Белгород; захватывали в степях его стада, и сколько у них есть огнестрельного оружия, то всё частью забрали в турецких крепостях, частью отняли у татар. Разве это малая польза, что прежде бывало турки и татары всюду по берегам Днепра пасли свои стада, а теперь и за Днепром, более чем на десять миль, не смеют пасти? Неужели для нас не выгоднее, что в соседстве с нами живут казаки, чем если бы жили турки или татары? Прежде бывало татарам за обычай почти ежегодно не только около Бара или Кременца, но около Сендомира, около Опатова, около Завихоста грабить нас; а когда, по милости Божией, настали казаки, то ни один раз орда не осмелилась вторгнуться так глубоко в наши земли». Далее Пальчовский исчисляет казацкие подвиги в пользу королевства и, наконец заключает, что, если и при Стефане Батории найдено крайне опасным уничтожать казаков, то тем более это опасно теперь, когда сила их так много увеличилась.

Видно, вследствие подобного взгляда известной части общества на казацкое дело, и король Сигизмунд III, в пропозиции своей на сейм 1618 года, пришёл к такому заключению по вопросу о казаках: «Уничтожать казаков — дело трудное, но усмирить их и подчинить законным властям было бы возможно, если бы сейм и украинские паны единодушно согласились на это и бросились гасить этот страшный домашний огонь».

Вернулись казаки из Московщины поздно осенью и, как сила, которую наконец признавали все, сделались предметом искательства со стороны противников унии, то есть благочестивых мещан и их теснимого духовенства. До тех пор не было слышно, чтобы мещане или духовенство соединяли своё церковное дело с казацким. Общность двух братств, городского и степного, украинского и запорожского, церковного и казацкого, заявлена впервые жестокосердым утоплением в проруби Грековича, которое позорило бы нашу церковь, если б она имела тогда иерархию и от её имени прибегала к подобным мерам. Но то было время всеобщей неурядицы. Казаками начали стращать униатов и католиков; с казаками, после московского похода, начали носиться; о казаках даже папские нунции доносили в Рим, что они составляют одну из главных помех распространению в народе унии, что их будто бы уже 60.000, и тому подобное. Князя Василия 12 лет уже как не было на свете: некем было запугивать противников, как бы ни велики были глаза у страха. Мещане стали заискивать ласки у новых украинских магнатов, магнатов грубой, почти разбойницкой силы.

Что касается до русских панов, то они, видя церковь свою в полном упадке и презрении, чаще прежнего переходили в католичество. Даже дома, которые вчера ещё, под влиянием ревнителей отеческой веры, делали торжественные записи на поддержание древнего русского благочестия, сегодня, под нашептом латинцев, отдавали дочерей своих в католические семейства и собственной кровью помогали размножению латинских прозелитов. Так, в числе прочих, поступил дом мозырского старосты Лозки, которого почтенная представительница, Анна Степановна, урождённая Гулевичева, в 1615 году, завещала киевское дворище своё под Богоявленский общежительный монастырь и положила основание великому русскому делу — Киевской Духовной Академии. Она, в просветительной роли Киева, была другой Ольгой, которая была первым и лучшим апостолом христианства в днепровских областях; но дочь этой дорогой для нашей памяти Анны, иначе Гальшки, по имени София, выдана была за Стефана Аксака, старшего сына Яна Аксака, того Яна Аксака, земского писаря, а впоследствии судьи киевского, который принял под своё покровительство самозванного князя Половца Рожиновского, товарища по оружию Криштофа Косинского. Церковные братства лишались в русских панах даже такой гнилой опоры, какой служил им прежде дом князей Острожских, и естественно должны были ухватиться за разбогатевшее, усилившееся и разбуявшееся, в сознании силы своей, Запорожское Войско. Вскоре это войско в лице своего гетмана, Сагайдачного, сослужило им великую службу. Но, чтобы иметь перед глазами все элементы общества, среди которых действовал просветительный элемент русской церкви, нам необходимо от киевской, всячески разоренной, земли ещё раз обратиться к карпатскому подгорью, где дотатарская русь нашла убежище после погрома, где воскресли военные доблести древних буйтуров, но где русский язык, русский обычай и русская церковь должны были выдержать самое первое и самое сильное нападение со стороны полонизма и латинства. В этом подгорье, как уже не раз было упомянуто, явились рыцари, отстаивавшие новый славянский мир от монгольского с наследственной неустрашимостью. Но мы с ними знакомились в боевом лагере, в походах, в военных транзакциях. Нам надо познакомиться с ними у них дома, посмотреть, как они росли, мужали и добывали себе широкую, европейскую славу.