В панские дворы стекалось золото из аренд, содержимых чаще всего жидами, которые находились в странном положении между паном и его подданными. Пан мог убить жида без суда и ответственности; но тот же пан передавал жиду полную свою юрисдикцию не только в своих собственных городах и сёлах, но даже и в замках, составлявших опору староства, которым он владел, как королевский наместник. Таким образом путешественник XVII века, приехав в какой-нибудь замок, окружённый валом и дубовым тыном, видел перед собой коменданта в средневековой одежде, которую жиды сохранили до нашего времени, — в этой собольей шапке с бархатным верхом, в этом узком и длинном балахоне, в ярмолке, выглядывающей на затылке из-под шапки, и в пейсах, украшающих крючконосую физиономию. Как всякий жид в Польше, он имел право носить — и носил — саблю, в знак своего преимущества перед народом безоружным. Одна религия становила его ниже шляхтича; но за принятие католичества жиду обещано было законом шляхетство. Это, однако ж, не прельщало жида: для него было выгоднее принадлежать к своей чужеядной касте, чем даже к полноправному шляхетскому сословию.
В старостинских замках, управляемых жидами, путешественник бывал свидетелем странных сцен. Из сёл, принадлежавших к староству, приходили к жиду поселяне за квитками, которыми он дозволял крестить новорожденного или венчать молодую чету. Без квитка, ни один поп не смел крестить и венчать, под опасением лишиться своего прихода. За квиток, по установленному арендаторами обычаю, следовало заплатить дудек, как прозвали жиды монету в три гроша, соответствовавшую нынешнему двугривенному, но жид, по выражению Грондского, своими тергиверсациями, своими наследственно усвоенными уловками, умел увеличивать эту плату. Другие поселяне смиренно приносили и привозили ему деньгами и натурой разные изобретённые жидами подати: роговое, очковое, осыпь, сухомельщину и проч. Тут же наместник старосты, арендатор, чинил суд и расправу над поселянами, и нередко у дверей его жилища можно было видеть повешенных людей. Он мог повесить мужика за что ему угодно, так точно, как и сам пан староста: за грубое слово, за подозрительный вид или за кусок сафьяну, за шкурку дикого зверя или железную вещицу, так как подобные предметы добывались от казаков, ходивших в дикие поля на охоту или в чужие земли на войну, а за передерживанье казацкой добычи, ещё в 1589 году, закон определил смертную казнь. Чем глубже в Украину, по направлению к коренной Польше, тем реже можно было встретить самих панов и державцев в их владениях. Всё это отдавалось в добычу жидам, неистощимым в изобретении средств к высасыванию доходов из аренды.
Рядом с господством иноверцев, отвергавших учение Христа, путешественник XVII века встречал сцены насилий христиан над христианами. В царствование Сигизмунда III, воспитанника иезуитов, поляки ревностнее нежели когда-либо принялись за объединение Украины с католическими провинциями. Вера, заимствованная Русью от греков, считалась у них верой мужицкой, хлопской. От неё отступились мало-помалу потомки богатых русских родов; оставались при ней только люди убогие, да те из вельмож, которые не хотели с переменой веры утратить возможность раздавать своим клиентам церковные имущества, в виде духовных хлебов. Прозелиты католики, с помощью своих дворян, нередко разгоняли так называемых благочестивых из церкви и расхищали церковное имущество. Изуверство доходило иногда до того, что и тела погребённых в церкви создателей и благодетелей храма выбрасывались из гробов, как нечистота, оскверняющая святыню. Иногда между самими прихожанами, состоявшими из большинства благочестивых и меньшинства униатов, завязывалась драка у дверей церкви, и католики спешили на помощь униатам. Иногда вооружённая шляхта вводила, под своим прикрытием, попа-униата в церковь и заставляла народ слушать проповедь в пользу непогрешающего папы. Путешественник нередко бывал свидетелем публичного сожжения брошюр, напечатанных в защиту «благочестивой веры», а в ином месте — и на оборот. При въезде в село или в город, или у церковных дверей, он читал воззвания «благочестивых» против терпимых ими насилий и приглашения к съезду на такой-то собор. У других ворот и у другой церкви он читал противное: там грозили оружием тому, кто осмелится сделать то-то и то-то. Странствующие типографщики предлагали свои услуги той и другой стороне попеременно. Возбуждённые страсти сделали из религии предмет крупной печатной перебранки и рукопашных диспутов. Возмущалось сердце набожного католика при виде набегов на католические и униатские святыни, совершаемых бурсаками и монастырскими служками, под предводительством монахов; но ещё тяжелее было страннику «благочестивому» видеть по городам, сёлам и монастырям запечатанные церкви, от которых прихожане отреклись, когда им дали попа униата или просто латинского ксёнза, а церковные имущества очутились в руках отступников и их рандарей. До введения унии и замены православной иерархии униатской, а потом опять во время борьбы восстановленной православной иерархии за своё существование, случались и такого рода сцены, что в епископском городе староста-католик, по дикому олигархическому произволу, овладевал особой епископа, не позволял в первый день пасхи совершать литургию, а вместо того, располагался в церкви с своими музыкантами и приказывал своим гайдукам, для потехи, стрелять в церковный купол. Вообще много было в тот век подготовлено горючих материалов для великого пожара, обнявшего всю Украину при Богдане Хмельницком, этом Герострате польско-русской культуры.